Retirou-se Lídia tristíssima, leva consigo o tabuleiro, vai lavar a louça, vai-la lavar alva, mas antes acende o esquentador, põe a água a correr para a tina, experimenta a temperatura à saída da torneira, depois passa as mãos molhadas pelos olhos molhados, Que foi que eu lhe fiz, se eu até me ia deitar, há desencontros assim, fatais, tivesse-lhe ele dito, Não posso, estou maldisposto, e ela não se importaria, mesmo não sendo para aquilo talvez se deitasse, que dizemos nós, deitar-se-ia de certeza, em silêncio o confortando naquele grande medo, porventura teria a comovente lembrança de suavemente pousar a mão sobre o sexo dele, sem intenção picante, apenas como se dissesse, Deixe lá, não é morte de homem, e, serenamente, ambos adormeceriam, já esquecida ela de que a mãe estava à sua espera com o almoço na mesa, a mãe que por fim diria ao filho marinheiro, Vamos nós almoçar, que a tua irmã, agora, não se pode contar com ela, não parece a mesma, são assim as contradições e injustiças da vida, aí está Ricardo Reis que não teria nenhuma razão para pronunciar aquelas últimas e condenatórias palavras.
В печали удалилась Лидия, унося на кухню поднос, сейчас она примется за посуду, вымоет еe до блеска, но сначала зажжет колонку, пустит воду, попробует, не слишком ли горяча, потом проведет мокрыми руками по мокрым глазам: Что я не так сделала, я ведь уж собиралась лечь с ним, да-с, бывают такие вот роковые разминовения, ведь скажи он: Не могу, или: Мне расхотелось, она бы нисколько не обиделась, ей это не так уж и важно, она, может быть, и не затем вовсе собиралась лечь к нему, да нет, что это мы говорим? легла бы, конечно, молча отогнала бы обуревающий его страх, может быть, сохранила бы волнующее воспоминание о том, как движением, лишенным всякой игривости, положила бы ему руку на это самое место, будто говоря: Да ну, не огорчайся, это не смертельно, и, пригревшись, оба бы тихо уснули, и она забыла бы, что мать ждет ее к обеду и, не дождавшись, говорит наконец брату-моряку: Давай обедать, твоя сестра в последнее время совсем шальная стала, прямо как подменили ее, богата жизнь на такие противоречия и несправедливости, и лежит в постели Рикардо Рейс, у которого теперь нет ни малейших оснований произнести эти последние осуждающие слова.